Рубрика: Hardcore

Я уделил особенное внимание опухшей от порки попке маме. Я чувствовал маме не по себе, что я массирую её ягодицы, но она ничего не говорила.
Оторвавшись наконец от её упругой задницы, я прижался к её ягодицам своим возбуждённым каменным членом и с вожделением сжал ладонями её груди. Мама застыла. Она не могла не чувствовать плотно прижатый к её попке мой член. Я мял и массировал её грудь.. Мама была просто в шоке.
— Тэха!! Что ты.. – пролепетала она.
Я перебил её:
— Мам, я просто хочу тебя хорошенько отмыть..
Я осёкся. Потому, что вдруг совершенно отчётливо понял, что мне не пересилить себя и что я больше не могу сдерживаться. Что-то изменилось.. Я не хотел этого, но это случилось и без моей воли. Теперь я взирал на маму иначе.

По-другому.. Я хотел её.. Новедь хотел я её и раньше. Но раньше что-то заставляло меня стыдиться этих мыслей и подавлять их. А теперь это самое ЧТО – ТО исчезло. В этот момент я понял, что сейчас я буду трахать маму и более не было причин, которые бы меня остановили или заставили бы снова подавить влечение к матери, как к женщине. Так что какой теперь смысл ей врать? Я больше не буду подавлять своей страсти. Нубийцы помогли мне кое-что понять. Моя мать женщина..
Я вытащил маму на берег. Оставил её испуганную и непонимающую у самой кромки воды, принёс то самое одеяло на котором маму только что нубийцы раскладывали во всех позах и аккуратно растелил его рядом с мамой.

Наверное, в душе мама уже всё поняла или прочитала по моему лицу, но не могла и не хотела в это поверить. Ещё она видела мой возбуждённый член, оттопыривающий повязку на моих бёдрах. Она сидела на песке, поджав под себя ноги и смотрела на меня снизу вверх глазами побитой собаки.
Я встал прямо перед ней, отбросил в сторону свою набёдренную повязку и обнажил свой большой возбуждённый, рвущийся на свободу член.
Мама широко распахнула глаза, непонимающим ошарашенным взором уставивишись на меня, а я начал яростно мастурбировать, — головка члена была в каких-нибудь сантиметрах от лица мамы. Но она не посмела отстраниться.

— Тэха.. – запинаясь вымолвила мама, — Тэха..
— Молчи, шлюха! – хриплым голосом рявкнул я, — если бы я раньше знал, какая ты шлюха!!!
Мама пошатнулась , словно от удара, но плакать сил у неё уже не было.
— Нет..Нет.. — только прошептала она, — я сделала это только рали тебя.. Я спасала твою жизнь…Будь иначе, я предпочла бы смерть..
Я дал ей пощёчину. Не сильно. Всё-таки это была моя мать. И я люблю её.
— Не оправдывайся, грязная шлюха!! Разве я просил ТАК меня спасать!? Лучше бы я умер, чем увидел такое, похотливая тварь!!! Как ты могла ТАК поступить!?? – кричал я на неё. Мой голос сбивался,- одновременно я продолжал мастурбировать.
Не в силах более сдерживаться, я направил свой член на маму и начал бурно кончать. Бурный оргазм накрыл меня с головой. Моя сперма мощными густыми плевками низвергалась и заливала маме лицо. О, боги, это было чудесно! Я кончал на мать, словно на какую-то девку.

Мама попыталась ещё что-то сказать мне, но я оборвал её, пообещав выпороть её, как последнюю рабыню, если она вякнет ещё хоть одно слово. Последняяя конвульсия оргазма содрогнула моё тело и я, зажав свой и не думающий поникать член, опустился перед мамой на колени.
Облегчения я не почувтвовал, словно, и не было этого бурного излияния семени, возбуждение не оставляло меня. Я взглянул на разводы и крупные капли моего семени на поникшем лице мамы. Это было дико возбуждающе. Мой член снова напрягся.
Я взял маму за плечи и мягко, но настойчиво опрокинул её на спину, на принесённое мной одеяло. Вот оно ЕЁ тело.. Столь давно желанное, теперь доступное и обнажённое, оно было в моей власти. Я со смаком и вожделением принялся мять ее большие груди. Я покусывал их, сосал большие соски. Я сжимал и тряс её измученную попку. Я целовал её бёдра и ляжки. Раздвинув ей ноги, я стал медленно вводить и выводить сведённые вместе три пальца руки в её киску, глядя как она растягивается под моим напором. Мама не сопротивлялась, она была полностью изничтожена, подавлена и разбита.

Я долго так забавлялся с ней, наслаждаясь её красиваым телом. Как это ни странно, но в конце концов её киска увлажнилась..
— Я же говорил, что ты шлюшка.. – усмехнулся я. Мамины щёки прсто горели от стыда.
Я шире раздвинул её бёдра, расположился между ними и лёг на маму сверху. Потянулся было к её губам, чтобы поцеловать, но она отвернулась..
— Сучка.., — пркоментироавл я и вошёл в неё. Да.. Несмотря на сегодняшний марафон похоти мамина киска не растянулась. Она была узкой и мокрой, и доставляла мне неописуемое наслаждение. Исступлённо я вгонял свой член в горячее материнское лоно. Иногда мама тонко вскрикивала, но её чувствами и ощущениями я не интересовался, я — то был на вершине блаженства.

Приподнявшись, я взялся за её ножки и расположив её ступни у себя на плечах, я схватил мамочку за бёдра и принялся с силой и остервенением драть её. Именно драть, по другому это не назвать. Я драл её пока её бёдра в моих руках не задрожали от усталости. Мамина киска истекала соками, она хлюпала и чавкала, принимая в себя член собственного сына. Иногда, вогнав в маму член до упора, пригвоздив её к одеялу, я замирал и немного передохнув принимался драть маму с новой силой. Я хотел заставить её испытать оргазм. Чтобы она кончила против своей воли, чтобы окончательно покорить и поработить её. Но это мне не удалось. Долго лавируя на самом пике, в конце концов я оглушительно взорвался, излив в маму, словно вулкан, наверное целые литры своего семени.
Обессиленный и опустошённый, я долго лежал на спине, умиротворённо разглядывая лениво плывущие по безмятежному небу облака и не о чём не думал.
Мама лежала рядом, чуть дыша, широко раскинув руки и не смотрела на меня. Она не пыталась встать, заговорить или вообще сделать что либо.

Глядя на её стройный стан и красивое, хоть и осунувшееся за сегодняшний день лицо, я снова почувствовал растующее возбуждение.
Встав, я коснулся её. Мама вздрогнула, но не посмотрела на меня. Я боялся, что теперь-то она заистерит или просто окажет сопртивление, и был готов на корню подавить всяческий бунт, хоть мне и не хотелось причинять маме лишнюю боль и расстройство. Но и отступаться от своего я тоже был совершенно не намерен.
Я велел ей перевернуться на живот. Мама замешкалась и я легонько шлёпнул ладонью её по щеке, подгоняя. Мама покорно и безропотно подчинилась. Я перевёл дух. Она была окончательно сломлена и у неё не осталось к сопротивлению никаких сил. Я заставил её подняться на четвереньки. Шлёпнул по попке заставляя прогнуть спину, и выпятить мне навстречу свою задницу.

Вот она, большая мягкая попа моей мамы. На молочно белой коже отчётливо видны следы от ремня Алима. Я погладил мамину ягодицу, потом другую и склонившись, приник к этим огромным мягким булкам губами, мои ладони сжимали податливую плоть.
Раздвинув мамины ягодицы я посмотрел на её натруженный анус.
— Тэха..нет..пожалуйста, не туда..- еле слышно пролепетала мать. Я разозлися и вместо ответа смачно шлёпнул мать по заднице.
Я заставил её посильнее прогнуться в спине, посильнее выпятить свою поку и пошире раздвинув мамины ножки, чтобы мне было удобнее. Мама конечно же понимала, что сейчас я буду с ней делать, но покорно ждала и не помышляя о сопротивлении. Я ещё подумал, что такая мама, да ещё в такой позе, покорно ждущая, когда её сын в очередной раз её трахнет, нравится мне гораздо больше, нежели та мама, прежняя,…

— Я готов отдать руку на отсечение, ты это сделал по глупости и не знанию.. Но дела это не меняет. Тебя ждёт смерть. Жрецы в таких случаях исключений не делают.
Я сглотнул. Меня рывком поставили на ноги. Воин, что стоял, скрестив руки на груди, без интереса оглядел меня и ответил ему за меня:
— Для этого и существуем мы. Алим, одень на него ошейник. И нам пора двигать. Скоро вечер.

Алим этот, который первым выразил мне сочувствие. Он был из этой троицы самым молодым. Ему не было и двадцати, я был в этом уверен. Он тоже был могуч и высок, но в отличие от его сотоварищей, его голову украшала шевелюра длинных волос, сплетённых в два десятка тонких тугих косичек, ниспадающих ему на плечи. Он ловко нацепил на меня ошейник, и подёргав для верности за верёвку, потащил меня за собой, словно, собаку.

— Удачный патруль. Хоть что-то. Получим награду, — третьего звали Молчун. Во всяком случае, так к нему обратился Алим. Его от всех отличала разве, что аккуратная бородка, за которой воин, похоже, внимательно ухаживал, что, наверняка, было нелёгким делом в пустыне. Едва ли ему было больше тридцати.
Очень скоро я понял, что мои пленители, патруль Храмовой Стражи, патрулирующие во время Священной песни Скарабея места кладки этого проклятого жука. Я гордо молчал, а они ни о чём меня не расспрашивали. Им было даже наплевать, как меня зовут. Впрочем, и вправду, а зачем, им это знать, если жить мне осталось всё равно немного.

Перед тем, как двигаться в путь, Стражи решили искупаться в озере. Они были пеше и путь через пески предстоял не близкий. Алим привязал меня к пальме на берегу. Воины скинули на песок своё оружие, щиты, лёгкие кожаные доспехи и оставшись в одних набёдренных повязках пошли в воду.
Проклятые нубийцы! В Верхнем Египте чёрные считались людьми второго сорта. Им доверяли самую только грязную работу. Да и здесь, тоже не жаловали. Но только не Храмовых Стражей. С этими шутки были плохи. Их боялись и уважали.
— Теха! – я похолодел. Вот, случилось, то, чего я боялся больше всего. Это был крик мамы. Она бежала ко мне со всех ног по кромке воды. Её лицо было искажено гримасой ярости. Ей совсем не нравилось, что я был связан и привязан к пальме, словно какой-то раб.

Я простонал. Иногда, мама, просто убивала меня своей наивностью. Я не думал, что сейчас нубийцы падут ниц перед ней только потому, что она высокородная и сестра такого-то вельможи и дочка такого-то вельможи. А какие у неё ещё могут быть методы воздействия на троих огромных, как гора нубийцев, посередине пустыни? Я чертыхнулся только.
Стражи успели выскочить из воды и перегородить ей путь, до того как она добежала до меня. Мама остановилась и смерила их всех презрительным взором. Все трое на всякий случай склонили голову, они уже поняли, что перед ними стоит не какая-нибудь крестьянка или мещанка, и разумно проявили осторожность.

Самым первым к маме подоспел Алим. Он вежливо попытался узнать у мамы зачем ей нужен я. Мама только презрительно плюнула ему под ноги и сквозь зубы обозвала грязным жреческим рабом. Алим, оскорблённый, аж позеленел, на его скулах заиграли желваки.
Топнув ногой, мама кивнула на меня и тоном не терпящим возражений спросила, по какому праву меня связали. Их командир сделал шаг вперёд, поклонившись маме:
— Госпожа, меня зовут Шерхад. Я нерх, командир этого патруля Храмовых Стражей. Юноша совершил святотавство. Он сделал это прямо на наших глазах. Он убил жука скарабея, во время его Песни. Мы обязаны препроводить его в храм на суд Бога Амон Ра.
Мама испуганно взглянула на меня. Я еле заметно кивнула. Она замешкала.

— Это невозможно, нерх! – твёрдо сказала мама, — вы должны немедленно отпустить этого юношу.
Все трое даже округлили глаза от удивления.
— Госпожа, наверное, вы не расслышали меня, — вкрадчиво повторил Шерхад, — этот юноша УЖЕ ЗАДЕРЖАН ЗА СВЯТОТАВСТВО. Никто теперь не имеет права требовать его освобождения. Даже наместник этой провинции. Только суд Амон Ра теперь решит его судьбу. Таков закон.
— Но я требую!!- мама сузила глаза. Лишь лёгкая улыбка тронула губы Шерхада.
— Кто требует? – с оттенком насмешки спросил он.
Мама, видимо, для пущего эффекта расправив плечи, напыщенным тоном проговорила весь свой титул. В том же тоне упомянув имена своего брата и отца.
Шерхад склонил голову в знак уважения.

— Я наслышан о Вашем отце. Весьма достойный муж. Но не меняет дела. Мальчишка отправится с нами на суд Амон Ра. Таков закон.
Мама вспыхнула, но нубиец добавил, не дав ей сказав:
— В прошлом году за такое же дело живьём содрали кожу с племянника наместника. Сам наместник за племянника не стал заступаться. Святотавство тяжкий грех, госпожа. И немногие, рискуют заступаться за осквернителей. Это весьма небезопасно. А, главное, практически бесполезно. .Я не помню случаев помилования.
Услышав это, я совсем упал духом. Видимо всё, песенка моя была спета. Мама тоже замолчала, беспомощно посмотрела на меня.
От моего взора не укрылось, что Алим просто пожирает маму глазами. И в этом взгляде была не только злоба за её оскорбление ему. Он беззастенчиво разглядывал высокую грудь мамы, её бёдра и ноги.

Мама предложила им деньги. Много денег. Шерхад только ухмыльнулся ей в ответ т ответил, что большие деньги им не к чему,- мол, Стражи всю жизнь проводят в храмовых казармах, им не позволено иметь семьи и иметь какое-либо своё имущество, а когда они стареют жрецы кидают их у священным крокодилам Анубиса, и это значит, что большие деньги только обузою А за то, что они отпустят осквернителя они рискуют тем, что их подвергнут позорной и мучительной казни.
Но что же делать? – мама беспомощно воздела руки. От её спеси и высокомерия не осталось и следа.
Стражи переглянулись. Алим сглотнул и шагнув к Шерхаду что-то горячо зашептал ему на ухо. Шерхад гневно взглянул на него и отрицательно закачал головой.

— Пожалуйста, Шерхад..,- взмолился Алим, — мы были три месяца в походе в Великих Песках. А потом сразу в этот патруль.. А ты только посмотри на неё! Я буду твоим вечным должником..
Шерхад что-то рявкнул ему на нубийском. И Алим послушно умолк, склонив голову.
Но вдруг за Алима заступился Молчун.
— Нерх, будь милостлив.., — еле слышно проговорил он, — у парня уже едет крыша. Да и я бы не прочь, буду честным. Уже полгода я не имел увольнительной. Когда ещё представится такая возможность? В этом оазисе мы одни.. Боги, я думаю, на нас не обидятся.. Мы уже столько крови пролили во имя их, — и своей и чужой.. Это будет, как их подарок нам. И, прости, нерх, что напоминаю.. Когда, в том бою Алим закрыл своим щитом твою грудь от эфиопского копья.. – Молчун кашлянул, — ты сказал тогда, что за тобой должок..

Шерхад задумался ненадолго. Выругался.. Потом опять что-то сказал на нубийском и повернувшись на месте, пошёл к озеру.
Алим и Молчун улыбнулись друг другу. У меня на сердце похолодело. Только мама, избалованная во дворцах деда и брата, не понимала о чём говорили эти чернокожие гиганты.
Алим улыбнулся ей.
— Я думаю, есть способ помочь Вашему сыну, о высокородная.., — ядовито проговорил он, пожирая маму глазами.
— Да, благославят Вас боги!!- возликовала мама. Она уже забыла о своей грубости и готова была благодарить даже этого, с её точки зрения, недостойного храмового полураба, — что для этого нужно.

Молчун хохотнул. Он принялся расстилать на песке большое шерстяное одеяло, вытащил из своего мешка большой бурдюк с вином.
О высокородная, — с явной долей издёвки сказал Алим. Но мама теперь предпочитала не замечать явную грубость с его стороны, — видишь ли, уже несколько месяцев мы с братьями безотрывно состоим на службе фараона. Времена нынче смутные. Уже много месяцев у нас не было женщины.